В
художественной литературе сложился образ Флоренс Найтингейл как
женщины, склонившейся у постели раненого или больного. На самом деле
она большую часть своего времени проводила либо за канцелярским столом,
либо в различных учреждениях, занимаясь не одним, а тысячами раненых и
больных.
Поразительно, но все действия Найтингейл, направленные на улучшение
условий лечения, встречали сопротивление на каждом шагу. Даже врачи
вначале приняли её в штыки. Они считались офицерами, поэтому помощь от
гражданского человека, к тому же женщины, задевала их самолюбие.
Поначалу Найтингейл и её сестёр пытались даже вообще не пускать в
палаты. Ненависть же медицинских и комиссариатских чиновников,
заведовавших снабжением, была лютой, имевшей на то несколько причин.
Тут и стойкие предрассудки относительно роли женщин в английском
обществе и страх потерять свои должности, если общественности станет
известно всё, что там творилось, и, наконец, такие низменные
человеческие черты, как зависть к богатой, знатной и умной женщине,
которая своим примером показывает, как нужно работать.
Не следует считать, что все врачи (в данном случае я говорю не о
медицинских чиновниках) были непорядочными людьми и спустя рукава
относились к своим обязанностям. Большинство из них работали
самоотверженно, сознавая свою ответственность. Только с января по март
1855 года девять военных врачей скончались оттого, что их организмы,
ослабленные недосыпанием, невероятной моральной и физической нагрузкой,
не смогли сопротивляться заболеваниям.
Столкнувшись в первые дни с глухой стеной саботажа, другой человек
махнул бы рукой и вернулся домой. Но в Англии, как показала история,
время от времени в обществе появляются «железные» леди.
Именно такой и оказалась Флоренс Найтингейл.
Конечно, не будь она назначена правительством, в её сторону
госпитальное и военное начальство даже смотреть не стали бы. Но ничего
не поделаешь, она имела официальный статус, поэтому им приходилось с
ней считаться, но зато исподтишка пакостили ей, как только могли,
ссылаясь на инструкции и приказы.
Страдали при этом раненые, но, конечно, и Найтингейл трепала свою
нервную систему. Например, тыловая крыса, офицер интендантской службы,
запретил выдавать рубашки раненым, пока он сам не проверит и не
пересчитает 27 тысяч доставленных транспортом новых рубах. А в это
время в госпиталь поступал непрерывный поток людей, изувеченных в
Инкерманском сражении. Их привозили в ужасающем состоянии.
Многие c жуткими ранами, кишевшими червями, с ампутированными
руками или ногами. Большинство было в изорванной форме, в грязных
рубашках, залитых кровью и покрытых вшами. Их требовалось срочно
переодеть в чистое бельё, а комиссариатский чиновник тупо твердил, что
у каждого солдата должен быть ранец, а в нём – смена белья,
принадлежности для мытья и одеяло, и его, чиновника, не касается, что
солдата принесли с поля боя, не надо было ранец терять. Поэтому он
ничего выдавать не будет, не положено. Как сказал классик, по форме всё
правильно, а по сути – издевательство. Чтобы кормить больных,
требовалось письменное разрешение врача, а найти нужного врача в
огромном госпитале было непросто.
Бесчисленное количество грузов, необходимых для госпиталя, скапливалось
на турецкой таможне, а потом их, как невостребованные отправляли назад,
в Англию. Складывалось впечатление, что главными врагами английской
армии были не русские войска, а собственные чиновники. Даже посол
Страдфорд вместо помощи отпускал шуточки по поводу «птички»
(фамилия Найтингейл переводится как «соловей»).
Слава Богу, что Флоренс самостоятельно распоряжалась выделенной ей
правительством суммой и фондом, собранным газетой «Таймс».
На эти деньги она приобрела тысячи рубашек, носков и чашек для питья.
Найтингейл полушутя, полусерьезно говорила, что она одна снабжает
британскую армию. Флоренс организовала кухню для сестёр милосердия и
сиделок. В этой же кухне готовилась еда для тяжелобольных и
тяжелораненых. Кроме того, Найтингейл наняла 125 рабочих для уборки и
ремонта помещений госпиталя. Когда рабочие заболели, дополнительно
наняла ещё 225 человек.
Постепенно врачи смирили гордыню, и многие из них стали горячими
сторонниками Найтингейл, такими, как первоклассный хирург доктор Мак
Григор. Решающую роль в этом сыграли такт, настойчивость,
дипломатичность и твёрдая воля Найтингейл. Она никогда не повышала
голоса, но каждый чувствовал в ней непреклонную решимость.
По ночам Найтингейл писала письма не только родственникам больных, но и
официальные, раскрывая истинное положение вещей, предлагая свои
рекомендации, и не стеснялась на беспощадные характеристики тех, кто
становился поперёк её пути. Помимо этой работы, она принимала и
отправляла деньги родственникам раненых и больных солдат. За полгода
она одна оформила и перевела 71 тысячу фунтов стерлингов. По тем
временам очень большую сумму.
Медленно, пробиваясь сквозь бюрократические препоны, Флоренс неуклонно
шла к своей цели: процесс наведения порядка в госпитале становился
необратимым. Теперь, встречая раненых, которых привозили из Крыма,
сёстры милосердия сразу же снимали с них грязную, заскорузлую от крови
одежду, переодевали в чистые госпитальные рубашки – давно забытую
солдатами роскошь, промывали и перебинтовывали раны. Но сами помещения
госпиталя всё ещё находились в таком состоянии, что, как заметила одна
из сестёр: «Джентльмен не позволил бы даже своей лошади остаться
в подобном стойле».
Следующая
страница