Жестокость и милосердие
Часть 145
Население получало процеженную информацию
Вслед за лейтенантами в Крым поехал Роджер Фентон, художник и фотограф,
довольно состоятельный человек. Ему и раньше доводилось посещать
Россию. До войны по просьбе английского мостостроителя инженера Чарльза
Вигнолеса Фентон снимал в Киеве этапы строительства моста через Днепр.
Кроме того, он фотографировал здания и виды Киева, Москвы и Петербурга.
Прежде чем ехать в Крым, Роджер Фентон купил у виноторговца тележку и
переоборудовал её в походную фотолабораторию. На ней возил он и свой
громоздкий фотоаппарат.
Фотограф пробыл в Крыму около четырёх месяцев, но даже за столь
короткое время ему порядком досталось: пришлось поработать во время
испепеляющей жары и вытаскивать свою повозку из липкой крымской глины,
и переболеть холерой. На войне, как на войне. Тем не менее в тяжелейших
условиях Фентон ухитрился сделать 360 фотографий.
Ему помогали отставной капрал Маркус Спарлинг и слуга Уильям. Капрал
оказался очень толковым помощником. Впоследствии даже опубликовал книгу
по теории фотографии.
В отличие от корреспондента Уильяма Рассела, Фентон слыл человеком
осторожным, на рожон с начальством не лез и уж тем более не хотел
никаких неприятностей со стороны правительства.
На его снимках нет ужасов войны, которые присутствуют в репортажах
Рассела. Он ни разу не сфотографировал раненых или убитых после боя,
хотя насмотрелся подобных картин вдосталь. На снимках английского
лагеря, явно постановочных, всё чистенько, прилично, аккуратненько
– вот, мол, как заботится страна о своих солдатах и офицерах.
Во время своих странствий по Крыму Фентон сломал при падении с повозки
несколько рёбер и заболел малярией, в результате чего был вынужден
вернуться в Англию до взятия союзниками Южной стороны Севастополя.
О том, как выглядел Севастополь после отступления русских войск на
Северную сторону, мы можем судить по снимкам другого фотографа,
шотландца Джеймса Робертсона, сменившего в Крыму Фентона. Робертсон
работал в Константинополе с 1840 года, а когда началась война, он делал
снимки в госпитале в Скутари и в других госпиталях. Благодаря этому
человеку мы знаем, что собой представляли севастопольские бастионы и
город после вступления в него войск союзников.
Поразительно, как можно было остаться живым во время бомбардировок,
когда простреливался буквально каждый квадратный метр на батареях. И,
конечно, проникаешься глубоким уважением и восхищением к нашим пращурам
– защитникам Севастополя, когда видишь на фотографиях, в каких
условиях они сражались и что осталось от русских позиций после
отступления.
Менее известны в России работы французских фотографов –
полковника Жана-Чарльза Лэнгло и Леона Медина. Они сняли панораму
Севастополя, которую потом демонстрировали публике в Париже в
специально построенной ротонде на Елисейских полях. Много снимков
Камышовой бухты и Севастополя сделал французский морской офицер Жан
Дюран-Браже.
Ничего подобного не происходило в России. Там все сообщения о боевых
действиях проходили цензуру, которая свирепствовала и до войны.
Разумеется, смешно было думать, что цензоры пропустят малейшую критику
действий властей и командования. Население получало процеженную
информацию, как будто смотрело главные каналы нашего нынешнего
телевидения.
Интересен в этом отношении довольно откровенный дневник Веры Аксаковой,
дочери писателя Сергея и сестры славянофилов Константина и Ивана
Аксаковых. 14 ноября 1854 года (по старому стилю) она сделала такую
запись:
«Но что нам печатают за донесения Меншикова! Это возмутительно
читать! Из них делают такие сокращённые извлечения в строчек пять, так
что решительно не можешь себе составить настоящего понятия. Это уже
слишком пренебрежительно или даже злонамеренно. Кажется, нарочно хотят
нас оставить в неизвестности…».
Но это возмущение дворянки, представительницы одной из наиболее просвещённых семей России.
Основная же масса населения жила своей жизнью.
Война трогала простой люд только тогда, когда шёл рекрутский набор. По
словам Аксаковой: «Под Москвой об этом говорят и понимают, в чём
дело, но на других концах России и слух о войне заходил только как
весть о рекрутстве. Пространна Россия, и народ потерял видение;
откроются ли уши и глаза его когда-нибудь?».
Канет в далёкое прошлое Крымская война, а вот с народными ушами и
глазами, пожалуй, так и останется что-то не в порядке. Теперь населению
власть и показывает, и рассказывает, но только то, что считает нужным,
и так, чтобы зритель или слушатель поменьше размышляли, а были уверены,
что делается «всё путём».
Принимать слова за факты – одна из интереснейших черт нашего населения.
Следующая
страница
На фотографии: Малахов курган после взятия союзниками
|