В отличие от Англии, в России царила привычная жёсткая цензура, никакой
критики в печати не допускалось, понять из корреспонденций, что в
действительности происходило в лечебных учреждениях, было невозможно. В
русских госпиталях условия для раненых и больных практически оставались
без изменений всю войну. Только там, где работали сёстры милосердия,
улучшилось отношение к пациентам.
Иногда сёстрам удавалось даже наладить относительно нормальное
питание, но только на короткое время. Опять же, только благодаря
сёстрам милосердия раненые получали в полном объёме лекарства,
прописанные им врачами. До того, как выдачей лекарств стали заниматься
сестры милосердия, медикаменты разворовывались фельдшерами и
госпитальными служащими, которые ими торговали.
Правда, следует заметить, что лекарства, применявшиеся тогда врачами,
сейчас вызывают тихий ужас. Они не столько лечили, сколько помогали
больным и раненым поскорее приобщиться к вечности. Пациентам вливали
мышьяк, настойку опиума, ртуть, давали большие дозы морфия, имелись и
вовсе экзотические препараты. Крымские военные госпитали снабжала
лекарствами и медикаментами херсонская полевая аптека, откуда их
месяцами везли на волах, лошадях и даже на верблюдах.
В Севастополе академик Пирогов отработал свой новый метод иммобилизации
с помощью гипсовой повязки. Он изобрёл его в 1847 году во время
пребывания на театре боевых действий на Кавказе. Раньше можно было
считать обречённым человека с огнестрельным переломом или раненым
суставом, а с применением гипсовой повязки у пациентов появился шанс
выжить. К сожалению, тогда этим методом пользовались только сам Николай
Иванович и руководимая им группа врачей. Он не мог добиться от
военно-медицинского департамента даже алебастра и дерюги, необходимых
для гипсовой повязки.
Как писал сам академик: «Недостаток в алебастре, и именно в
хорошем, выжженном, препятствовал употреблению моей повязки в том
размере, в котором она действительно заслуживала; я едва мог доставать
по временам несколько пудов худо пережженного гипса. Несмотря на это, в
бараках на Северной стороне Севастополя, заключавших в себе иногда до
200 раненых со сложными переломами, я у многих накладывал гипсовую
повязку; многие из них пошли в транспорт, и я убедился на деле, что она
выдерживает сырость и мокроту». Кроме того, Пирогов впервые ввёл
сортировку раненых по степени необходимости оказания им медицинской
помощи. Вот, пожалуй, и всё, чем можно похвастаться.
Доставка раненых с поля боя на перевязочный пункт, а затем в госпиталь
производилась так, что многие не выдерживали такой транспортировки и
умирали. В отчёте по российскому военно-медицинскому ведомству чёрным
по белому написано: «…в чисто врачебном отношении раненые
часто более страдают от транспорта, чем от хирургической операции.
Слишком неосторожная переноска может стоить жизни». Она и стоила.
Англичане в своих воспоминаниях сообщали, что их солдаты из специальных
команд, занимавшиеся переноской раненых, были ленивыми, некомпетентными
и вечно пьяными. Можно, конечно, утверждать, что наши носильщики могли
служить образцом нравственности и усердия. Но мы этого делать не
станем, поскольку имелось немало обратных примеров.
В русских войсках в начале войны на перевязочный пункт раненого
доставляли свои же товарищи – повод хотя бы на время покинуть
смертельно опасное место. И первыми на это обстоятельство обратили
внимание не командиры, а врачи. Возмущению академика Пирогова не было
предела: «Представьте себе тысячи раненых, которые по целым дням
переносятся на перевязочные пункты в сопровождении множества здоровых;
бездельники и трусы под предлогом сострадания и братской любви всегда
готовы на такую помощь, и как не помочь и не утешить раненого товарища!
И вот перевязочный пункт быстро переполняется сносимыми ранеными; весь
пол, если этот пункт находится в закрытом пространстве (как, например,
это было в Николаевских казармах и в Дворянском собрании в
Севастополе), заваливается ими; их складывают с носилок как ни попало;
скоро наполняется ими и вся окружность, так что и доступ к
перевязочному пункту становится труден; в толкотне и хаотическом
беспорядке слышатся только вопли, стоны и последний хрип умирающих; а
тут между ранеными блуждают из стороны в сторону здоровые –
товарищи, друзья и просто любопытные.
Между тем стемнело; плачевная сцена осветилась факелами, фонарями и
свечами, врачи и фельдшера перебегают от одного раненого к другому, не
зная, кому прежде помочь; всякий с воплем и криком кличет к себе. Так
бывало часто в Севастополе на перевязочных пунктах после ночных вылазок
и различных бомбардировок».
А вот свидетельство другого участника Крымской войны, графа Льва
Николаевича Толстого: «Толпы солдат несли на носилках и вели под
руки раненых… Вы вот посмотрите, эти толпы идут, ведь тут
десятой доли нет раненых, а то всё ассистенты, только бы уйти с
дела».
Следующая
страница
Рисунок: французы переносят раненого генерала