Владимир Врубель

Жестокость и милосердие

Часть 115

С инструкциями у нас всегда в порядке

О российских дорогах, кажется, знает весь мир. Тогда они были ещё хуже. Колёса телег увязали по ступицы, невозможно было вытащить повозки из грязи. Но это, будем считать, объективные обстоятельства. А вот отправление людей без медикаментов, медицинской помощи, без тёплой одежды в холодное время года, без еды не поддаётся пониманию.

Таким скотским тогда было отношение к простым людям со стороны дворянского начальства. Это продолжалось до марта 1855 года. Русских раненых погибло в пути на тряских телегах по ужасающим дорогам, от холода, голода и отсутствия медицинского ухода гораздо больше, чем потеряли союзники своих раненых при перевозке в Турцию.

Пирогов, как врач и просто как порядочный человек, не мог выносить издевательства над беспомощными людьми, бился, как муха о стекло, стараясь навести порядок в эвакуации.

Знаменитый хирург с возмущением писал: «Целые миллионы стоит эта перевозка больных и, несмотря на это, она в самом жалком первобытном состоянии; уже не говоря об удобствах, больные не снабжены даже порядочной водой на дорогу; они мучаются от жажды и потом на какой-нибудь станции бросаются с жадностью на колодцы, наполненные соленой водой, – других нет между Перекопом и Симферополем; дрожат от холода, останавливаясь ночевать в холодные ночи под открытым небом, в телегах...».

Тем не менее никто из военно-медицинских начальников даже не пытался что-либо сделать для наведения порядка с транспортировкой больных и раненых.
Не встречая никакого содействия со стороны начальствующих военных медиков, Пирогов сам организовал транспортное отделение из сестёр милосердия, руководство которым поручил Екатерине Бакуниной. Он сделал это незадолго до своего отъезда. Академик позаботился и о том, чтобы снабдить Бакунину подробной инструкцией и вопросником из шести пунктов, который они должны заполнять во время транспортировки.

Современные медики утверждают, что положения инструкции Пирогова даже в наше время являются обязательными условиями санитарной эвакуации, а невыполнение хотя бы одного из этих условий считается грубым нарушением врачебного и гражданского долга в отношении больных и раненых.

Всё это прекрасно: с инструкциями у нас всегда всё было в порядке. Вопрос заключался лишь в том, как сестра милосердия, не имевшая никаких официальных прав, реально могла её выполнить.

Помимо чисто медицинских вопросов, в инструкции были и организационные, для реализации которых требовались соответствующие погоны и полномочия.
Мне почему-то приходит на ум, что Николай Иванович совершенно справедливо получал во время работы в Севастополе хорошую зарплату, ему, абсолютно заслуженно, шла льготная выслуга, и как только он подсчитал, что получил свой полный пенсион, то немедленно расстался с Севастополем. Пишу это не в укор великому хирургу, да и кто я такой, чтобы судить его.

Просто хочу подчеркнуть, что сёстры милосердия за свой невероятно тяжёлый и самоотверженный труд не получали ни копейки, никакая выслуга им не шла, потому что они работали добровольцами, и когда Пирогов навсегда уехал из Севастополя, женщины ещё год трудились в госпиталях на тех же условиях.

Николай Иванович лучше других понимал, какую тяжесть он взвалил на хрупкие женские плечи. Вот его собственные слова: «Обязанности сестер транспортного отделения весьма трудны, хлопотливы и однообразны. Проводить целые дни, и даже недели, в холоде, сырости; вязнуть в грязи на просёлочных этапных дорогах; наблюдать за больными, рассеянными в этапных аулах, иногда на протяжении одной и более верст, не всегда имея достаточно средств помочь больным при внезапных переменах болезни; едва возвратившись назад, снова пускаться в знакомый путь – вот в чем состоит транспортная служба сестер.

Нужно иметь крепкое здоровье, самоотвержение и постоянство нрава, чтобы совершать это дело милосердия, не громкое, не лестное для суеты, но существенно полезное для бедствующих больных».

«Самоотвержение» у сестёр действительно было, а вот что касается крепкого здоровья, усомнимся. Никакого медицинского обследования они, конечно, не проходили: согласились на такую работу – и прекрасно.

Хорошим человеком был Николай Иванович, всё понимал, сочувствовал, но не жалел сестёр милосердия, может быть, потому, что гораздо больше жалел тяжелобольных и раненых. Сестёр не хватало, а раненых и ампутированных – несть числа, поэтому сёстры милосердия по три человека, отправлялись только с наиболее крупными транспортами. Остальные обозы шли вообще без всякого медицинского сопровождения.
Сохранились воспоминания морского офицера о порядках в транспортах, которые следовали без сопровождения медицинских сестёр.

Партию свыше четырёхсот раненых сопровождали врач, фельдшер и офицер. Господа, сопровождавшие раненых, начали пьянствовать, как только покинули Симферополь, и не просыхали ни одного дня.

Что же касалось раненых, то «обмоют рану водой, у кого есть своя ветошь, то ею обвяжут, а то другой и рогожей завяжет рану». При сёстрах милосердия так вести себя не решались.

Следующая страница

На фотографии: спустя шестьдесят лет