Владимир Врубель

Жестокость и милосердие

Часть 145

Население получало процеженную информацию

Вслед за лейтенантами в Крым поехал Роджер Фентон, художник и фотограф, довольно состоятельный человек. Ему и раньше доводилось посещать Россию. До войны по просьбе английского мостостроителя инженера Чарльза Вигнолеса Фентон снимал в Киеве этапы строительства моста через Днепр. Кроме того, он фотографировал здания и виды Киева, Москвы и Петербурга. Прежде чем ехать в Крым, Роджер Фентон купил у виноторговца тележку и переоборудовал её в походную фотолабораторию. На ней возил он и свой громоздкий фотоаппарат.

Фотограф пробыл в Крыму около четырёх месяцев, но даже за столь короткое время ему порядком досталось: пришлось поработать во время испепеляющей жары и вытаскивать свою повозку из липкой крымской глины, и переболеть холерой. На войне, как на войне. Тем не менее в тяжелейших условиях Фентон ухитрился сделать 360 фотографий.

Ему помогали отставной капрал Маркус Спарлинг и слуга Уильям. Капрал оказался очень толковым помощником. Впоследствии даже опубликовал книгу по теории фотографии.
В отличие от корреспондента Уильяма Рассела, Фентон слыл человеком осторожным, на рожон с начальством не лез и уж тем более не хотел никаких неприятностей со стороны правительства.

На его снимках нет ужасов войны, которые присутствуют в репортажах Рассела. Он ни разу не сфотографировал раненых или убитых после боя, хотя насмотрелся подобных картин вдосталь. На снимках английского лагеря, явно постановочных, всё чистенько, прилично, аккуратненько – вот, мол, как заботится страна о своих солдатах и офицерах.

Во время своих странствий по Крыму Фентон сломал при падении с повозки несколько рёбер и заболел малярией, в результате чего был вынужден вернуться в Англию до взятия союзниками Южной стороны Севастополя.

О том, как выглядел Севастополь после отступления русских войск на Северную сторону, мы можем судить по снимкам другого фотографа, шотландца Джеймса Робертсона, сменившего в Крыму Фентона. Робертсон работал в Константинополе с 1840 года, а когда началась война, он делал снимки в госпитале в Скутари и в других госпиталях. Благодаря этому человеку мы знаем, что собой представляли севастопольские бастионы и город после вступления в него войск союзников.

Поразительно, как можно было остаться живым во время бомбардировок, когда простреливался буквально каждый квадратный метр на батареях. И, конечно, проникаешься глубоким уважением и восхищением к нашим пращурам – защитникам Севастополя, когда видишь на фотографиях, в каких условиях они сражались и что осталось от русских позиций после отступления.

Менее известны в России работы французских фотографов – полковника Жана-Чарльза Лэнгло и Леона Медина. Они сняли панораму Севастополя, которую потом демонстрировали публике в Париже в специально построенной ротонде на Елисейских полях. Много снимков Камышовой бухты и Севастополя сделал французский морской офицер Жан Дюран-Браже.

Ничего подобного не происходило в России. Там все сообщения о боевых действиях проходили цензуру, которая свирепствовала и до войны. Разумеется, смешно было думать, что цензоры пропустят малейшую критику действий властей и командования. Население получало процеженную информацию, как будто смотрело главные каналы нашего нынешнего телевидения.

Интересен в этом отношении довольно откровенный дневник Веры Аксаковой, дочери писателя Сергея и сестры славянофилов Константина и Ивана Аксаковых. 14 ноября 1854 года (по старому стилю) она сделала такую запись:
«Но что нам печатают за донесения Меншикова! Это возмутительно читать! Из них делают такие сокращённые извлечения в строчек пять, так что решительно не можешь себе составить настоящего понятия. Это уже слишком пренебрежительно или даже злонамеренно. Кажется, нарочно хотят нас оставить в неизвестности…».

Но это возмущение дворянки, представительницы одной из наиболее просвещённых семей России.

Основная же масса населения жила своей жизнью.

Война трогала простой люд только тогда, когда шёл рекрутский набор. По словам Аксаковой: «Под Москвой об этом говорят и понимают, в чём дело, но на других концах России и слух о войне заходил только как весть о рекрутстве. Пространна Россия, и народ потерял видение; откроются ли уши и глаза его когда-нибудь?».

Канет в далёкое прошлое Крымская война, а вот с народными ушами и глазами, пожалуй, так и останется что-то не в порядке. Теперь населению власть и показывает, и рассказывает, но только то, что считает нужным, и так, чтобы зритель или слушатель поменьше размышляли, а были уверены, что делается «всё путём».
Принимать слова за факты – одна из интереснейших черт нашего населения.

Следующая страница

На фотографии: Малахов курган после взятия союзниками