Владимир Врубель

Жестокость и милосердие

Часть 82

Интенданты и природа отравляли жизнь

В ноябре и в Крыму холодно. Особенно, если торчишь сутками в траншеях, а спишь в палатках. В юности, читая книги о Крымской войне, я, естественно, всегда проникался сочувствием только к нашим защитникам города. Каковы были условия у союзников, меня не интересовало. Строительство севастопольских крепостных укреплений не успели завершить к началу обороны. Их пришлось доводить до ума уже под обстрелом противника.

Повзрослев, я задумался: а как же союзники? Они ведь обосновались против этих, пусть даже не до конца построенных укреплений, бастионов и редутов, вообще на голом месте. Их единственной защитой служили траншеи, которые пришлось выдалбливать в каменистом севастопольском грунте тоже под обстрелом русских батарей. Больше всего не повезло англичанам: на их участке находилась самая тяжёлая почва, буквально камень на камне. У французов, главная база которых размещалась в Камышовой бухте, земля оказалась более подходящей для таких работ.

Осень в Крыму – время не только холодов, но и дождей. Конечно, климат – штука капризная, год на год не приходится, но в 1854 году погода в ноябре стояла просто мерзкая. Холодный дождь лил целыми сутками. Понятно, что в траншее или окопе от него не спрячешься. Когда заканчивалось дежурство, солдаты возвращались в свои палатки для отдыха. Пробыв несколько часов в залитой водой траншее, по колено в чавкающей вонючей грязи, хотелось согреться, вскипятить кофе, сварить свой законный кусок солонины и закусить галетой. Заметим, что о подобной роскоши в еде русские солдаты и мечтать не могли.

Но и союзникам их собственные интенданты постарались как можно больше отравить жизнь. Палатки текли, как решето. Отсутствовало топливо, необходимое для того, чтобы растопить печку, согреться и приготовить еду. В округе давно сожгли всё, что могло гореть. Постоянная холодная еда из куска солёного мяса и галет, без овощей, вполне понятно, привела к желудочным заболеваниям и цинге.

Обувь английских солдат уже походила на опорки. Именно отвратительная обувь приводила к многочисленным обморожениям и ампутациям ног. Можно понять радость в английской армии, когда в Балаклаву из Лондона прибыло наконец-то транспортное судно, на борту которого находились десятки тысяч долгожданных башмаков разных размеров. Однако радость быстро схлынула: все они оказались сшитыми на левую ногу, а куда делись для правой, осталось глубокой тайной, скрытой в дебрях комиссариатского департамента. Кофе, доставленный теми же талантливыми снабженцами и логистиками, оказался зелёным.

Помимо армейских интендантов, чтобы окончательно отравить жизнь союзникам, неплохо потрудилась и природа. 24 ноября 1854 года к рассвету дождь прекратился. Стало внезапно тепло. Часовые увидели необычно красивый рассвет в багряных облаках. Любовались этим великолепием недолго, оно исчезло через полчаса. Затем хлынул сильный ливень, а вслед за ним подул ветер, быстро превратившийся в ураганный.

По свидетельству очевидцев, палатки летали по воздуху, как клочки бумаги. Ветер сгребал мелкие камни, бутылки, палки и швырял их с такой скоростью, будто стрелял всем этим из ружья. Беда была тому, кто не успевал увернуться от летевших по воздуху предметов. Удержаться на ногах не мог никто. Люди впивались пальцами в землю, чтобы их не унесло.
Больше всех досталось больным и раненым: ветер катал их по всей территории лагеря.

Удержать свои грязные одеяла и за что-то зацепиться удалось только отдельным счастливчикам. От полевого госпиталя ничего не осталось. Столбы госпитальных палаток обрушились, а изорванную парусину и одеяла унесло Бог знает куда.
Люди искали защиты в любой яме, привязывались друг к другу, чтобы сопротивляться порывам ветра. Бочки и бочонки носились по лагерю союзников, как мячики. Ящики с продуктами также оказались разбросанными и разбитыми. Вновь хлынувший ливень завершил работу ветра, приведя продукты в полную негодность.

Связь с Балаклавой прервалась, потому что лошади не выдерживали напора ветра, опрокидывавшего повозки. Потом, когда ураган закончился и все немного пришли в себя, начался обмен впечатлениями, вспомнились трагикомические моменты, как, например, несло по ветру в одних подштанниках измученного диареей доктора Робинсона, а сержант, лежавший под защитой стены, успел схватить его за руку и опустить в грязную ледяную лужу у этой стены. Или как генерал Буллер трепыхался в обрушившейся палатке, будто кролик в сетке.

Но если на суше обошлось без человеческих жертв, люди отделались многочисленными травмами и потерями имущества, то моряки пережили поистине настоящую трагедию.
В ту ночь море казалось тихим и спокойным. С берега тянул лёгкий бриз. Правда, барометр показывал пониженное давление, но, кроме командира фрегата «Агамемнон», на это обстоятельство внимания никто не обратил и никаких мер предосторожности не принял. Командир фрегата, многоопытный и осторожный судоводитель, вывел своё судно из Балаклавской бухты в открытое море, благодаря чему спас и фрегат, и команду.

Внезапно налетевший ураган стал полной неожиданностью для остальных капитанов. А между тем директор Парижской обсерватории Урбан Леверье послал штормовое предупреждение об урагане, перемещавшемся по территории Центральной Европы. Однако моряки своевременно его не получили, потому что телеграфная линия тогда существовала только от Парижа до Вены.

Узкая и длинная, закрытая горами Балаклавская бухта показалась англичанам, когда они в ней появились впервые, очень надёжным убежищем в непогоду. Но в тот злополучный день она стала ловушкой для заполнивших её многочисленных парусников и пароходов. Вода в бухте вращалась, била друг о друга тесно стоявшие суда и швыряла их на берег.

Следующая страница