Владимир Врубель

Жестокость и милосердие

Часть 112

Подвергались одинаковому риску с солдатами

Когда оставлять раненых в госпиталях Городской и Корабельной стороны стало опасно из-за артобстрелов, госпитали перенесли в относительно спокойное место – на Северную сторону. Ракеты союзников разрушили Александровские казармы, в которых разместили раненых. Людей эвакуировали на Павловский мыс. Эвакуация заключалась в переноске раненых на носилках. В ней приняли участие сёстры милосердия.

В течение двух дней под огнём противника руководила переноской лежачих сестра Мария Чупати, а Екатерина Будберг принимала и размещала раненых на Павловском мысе. Сёстры милосердия пережили такое напряжение, что Чупати после окончания эвакуации заболела нервной горячкой.

В марте 1855 года увеличилось количество заболеваний тифом и цингой, что неудивительно, учитывая условия, в каких находились защитники города. Почти половина врачей болела. Пирогов совершенно обоснованно опасался грядущей эпидемии крымской лихорадки – малярии. Её возбудителями были москиты.

Кстати, хорошо помню, как после освобождения Севастополя в 1944 году, в первые годы после войны расплодилось огромное множество москитов, гнездившихся в развалинах домов, поросших бурьяном и другой растительностью. Кусались они больнее комаров, но это ещё не самое страшное: москиты вызывали эпидемию малярии, заражая при укусах.

Гражданским служащим и военным, чьи семьи жили в городе, выдавали марлевые пологи для кроватей и специальные свечи для окуривания перед сном. Но пологи не спасали от укусов насекомых и заболеваний. От москитов удалось избавиться только в результате полной дезинфекции всех городских развалин. Опрыскивали ДДТ, кто знал тогда, что это вещество не менее опасно, чем москиты! А ведь в Крымскую войну вообще не было никаких средств борьбы с насекомыми.

Когда позиции противника приблизились вплотную к городу, городские перевязочные пункты и госпиталь перевели в казематы Николаевской батареи. В марте 1855 года пришлось под обстрелом вывозить больных и раненых с Павловского мыса на Северную сторону. Их сопровождали Стахович и несколько других сестёр милосердия. Одну из них ранило осколками бомбы.

Я отдаю должное английским и французским женщинам, работавшим с ранеными и больными. Но русские сёстры милосердия выдержали несравнимо большие испытания: они выполняли добровольно взятые на себя обязанности, подвергаясь одинаковому риску с солдатами и офицерами, сражавшимися на бастионах.

Одна из них, Прасковья Графова, выполняла свою работу на опаснейшем участке обороны Севастополя, Малаховом кургане. Своим мужеством и бесстрашием эта малограмотная женщина завоевала великое уважение офицеров и нижних чинов. Судя по фамилии, она происходила из освобождённых крепостных.

Лейтенант Пётр Лесли писал о ней родным: «У нас на кургане живёт одна из сестёр милосердия, зовут её Прасковьей Ивановной, а фамилии не знаю… она находится при перевязочном пункте, …солдатам это чрезвычайно нравится, и они с радостью дают перевязывать ей свои раны… А как странно видеть под ядрами женщину, которая нисколько их не боится. Просто молодец!».

Бытовые условия на бастионе были кошмарными для мужчин, а что уж говорить о женщине?! Ей довелось оказывать первую помощь смертельнораненому на Малаховом кургане адмиралу Нахимову. Но сама Прасковья Графова до конца войны тоже не дожила, погибла при разрыве бомбы. Её тело осколками разорвало в клочья, хоронить оказалось нечего.

Сёстры милосердия, работавшие в госпиталях, находились в относительно большей безопасности, чем их коллеги на перевязочных пунктах, но сладкой их жизнь не назовёшь. Во время бомбардировки, начавшейся после Пасхи, им пришлось безвылазно находиться две недели в сыром, холодном помещении, окном в котором служила амбразура для орудия. Готовили еду там же на нещадно дымившей печке. Но это речь идёт только об их бытовых условиях...

Во время бомбардировки в Николаевскую батарею, под защиту её толстых стен, перенесли четыре тысячи больных и раненых, которыми занимались только один врач, три сестры милосердия и два санитара. Двое суток, когда началась бомбардировка и стали поступать в большом количестве раненые, они вообще не спали, оказывая помощь пострадавшим. Времени на еду не оставалось, питались тем, что могли поесть на ходу.

Многих людей привезли с начавшейся гангреной. От гангренозных ран шёл отвратительный запах. Люди, мучимые жестокими болями, непрерывно стонали, кричали, ругались, особенно по ночам. Операции шли днём и ночью. Они заключались в основном в ампутациях. Прибывшие на помощь врачи с перевязочных пунктов провели ампутации более чем у пятисот раненых. Размещать новых пациентов было негде, и тогда решили всех ампутированных перевезти на Северную сторону.

А какие мучения испытали люди, перенесшие тяжелейшие операции, при переноске на носилках в шлюпки и затем при выгрузке на берег! Свободных помещений для размещения раненых не осталось и на Северной стороне. Их укладывали в солдатские палатки на матрасах, положенных прямо на землю.

Шли дожди. Всё промокло: парусина палаток, одежда, матрасы. Вода заливалась внутрь палаток. Санитары не успевали обслужить всех, кому требовалось оправить естественные надобности. Матрасы буквально плавали в зловонных лужах. В этой жуткой обстановке, под крики, стоны и ругань раненых сёстры милосердия делали всё, что было в их силах, меняли повязки, стоя на коленях в зловонных лужах, сами мокрые до костей и нуждавшиеся в ванной, тепле и отдыхе.

Следующая страница